ТРАВЛЯ
Давненько такого не бывало. Со времён Юлия Даниэля, Андрея Синявского и Александра Солженицына. В провинциальном городке решили засудить писателя. Хорошо, что с брежневских времён изменилось и уголовное, и гражданское законодательство. Теперь за талантливый роман или повесть «антисоветского» свойства не высылают за границу и не прячут в Сибири. Но зато над всяким пишущим можно покуражиться с помощью российского правосудия. За любое высказывание, за каждый эпитет, за неосторожное междометие можно привлечь писателя по статям 151 и 152 ГК РФ.
В Черняховском городском суде два месяца рассматривается писательские дело. Группа жителей села Калужского ополчилась против Светланы Викарий. За повесть «Вот моя деревня». Им, селянам, не до непонятных литературных категорий «собирательный образ», «литературное произведение», «прототип», «фабула» и «синекдоха». В сострадательно-ироничном повествовании они просто узнали себя. И возжелали получить от писателя по 30 сребреников, сиречь по 30 тысяч целковых. Каждый. Желающих «попробовать комиссарского тела» нашлось пять человек.
Надобно заметить, истцы с компанией таких же обиженных устроили 25 сентября писателю горячий приём. Они встретили её на пороге дома, где она проживала, с дрекольем. Но Светлана Анатольевна осталась жива. На следующий день медики констатировали сотрясение головного мозга.
Результат встречи с писателями читающую публику Калужского не удовлетворил. Как же! Писатель их обосрамила! Они пошли в суд искать правды.
Свою честь посчитали поруганной и достоинство униженным поселковые колоритные личности: Николай Халимон, Татьяна Лёзная, Любовь Бондарева, Марина Колесникова и её супруг Евгений Колесников.
Заседание, которое в среду, 5 февраля, продолжилось под председательством Жанны Коршаковой, судьи Черняховского городского суда, по жанру напоминало театральную комедию.
Представитель ответчицы зачитал фрагмент текста, который Лёзная требует признать оскорбительным и не соответствующим действительности:
– «…и одна фельдшерица Татьяна. Глаза у неё были грустные-грустные, наверняка, по причине сексуальной неудовлетворённости. А мужика на её высокие требования в деревне не находилось... Проблема у нее была одна — она тихо страдала от неразделенных когда-то чувств, не сложившейся женской судьбы и излишнего веса, который постепенно превращал ее в маленький дирижабль. Она прочитала все книжки о похудении, как стихи, выученные в детстве, знала все диеты. Но ограничить себя не могла. Будто кто-то не давал ей это сделать. Себе же она признавалась, воли маловато, чтобы сесть на строгую эту проклятую, не дающую никакой радости диету. Да и не Мерелин Монро она, в конце концов! Не в Париже живет! То есть не в Нью-Йорке! Все дело в неправильном обмене веществ, вернее, в последних трудных родах... У Татьяны имелся малоразговорчивый отец и мать, крупная, говорливая женщина под шестьдесят, все знали, что она командирша. А, главное, две голубоглазенькие белобрысенькие девчонки от первого и последнего брака. Она сама так говорила. Потому как достойных разделить с ней добрую и стерильную жизнь не видела».
– Здесь названы ваша фамилия, имя, отчество? – поинтересовался представитель писателя.
– Я работаю фельдшером Калужского ФАПа. Зовут меня Татьяна. И она взяла за основу реальные факты. И всю мою жизнь подробно описывает. Она написала с такой злобой, с такой ненавистью!
– Где тут сказано, что это высказывание относится к Лёзной Татьяне Валерьевне? – снова спросили у истицы.
– Там пишется – «сексуальная неудовлетворённость»… Какое право она имеет лезть в личную жизнь?.. «Страдала от неразделённых когда-то чувств… не сложившейся женской судьбы… маленький дирижабль… в последних трудных родах… малоразговорчивый отец и мать, крупная, говорливая женщина… командирша… стерильную жизнь… Я считаю, что это моя личная жизнь.
Представитель писателя в суде продолжил чтение искового заявления:
– «Любаня купила в красном магазине конфет, самых дорогих. И бутылку водки. Немногочисленные покупатели заметили, что была она слегка не в себе. Может, с бодуна Любаня, подумал каждый про себя, но пошутить не решился никто. Она вышла из магазина, рассеянным взглядом обведя односельчан. Потом вернулась, споткнувшись о порог, попросила пластмассовый стаканчик. Села за стол на терассе, откупорила бутылку. Пила с каким-то одичалым остервенением, пока бутылка не опустела. Шатаясь, добрела до дома... Любаню хоронили в воскресенье. Лежала она в гробу свеженькая, как девочка, даже будто улыбалась от радости, что рассталась с этим гадким, подлым миром. На ней был красивый шарфик, который подарила ей на Восьмое марта Надя. Очень Любаня его любила, в город когда ехала, обязательно повязывала. Сейчас он прикрыл чёрную стронгуляционную борозду на её шее. Сам гробик был неказистый, дешёвенький, грубые чёрные кружавчики прибиты к дереву мебельным степлером. Росточку Любаня была небольшого, и в гробу в ногах осталось еще место». Почему вы решили, что здесь идёт речь о Бондаревой Любови Геннадьевне? – поинтересовался представитель писателя.
– Потому что Любаня одна в Калуге.
– Вы в красном магазине конфеты не покупали?
– Нет. Ну, покупала. Но при ней – ни разу. Красный магазин? Ну, в розовый цвет обкрашен. Название его «Светлана».
– При ней конфеты не покупали… Только бутылку водки, да?
– Не покупала. Нет, конечно.
– Вообще никогда?
– Никогда…
– И сколько раз вы не покупали водку?
– Ну как… Бывает и покупаем. Именно в тот момент, когда она видела, что я покупала, я не покупала. Я не пила. И я с подругами не пью каждый божий день.
– Вас не хоронили никогда?
– Видите, я перед вами стою!
– Вижу, но мало ли что – всякое бывает. То есть вы ожили?
– Ожила!
– Попрошу соблюдать какие-то правила приличия и нормы этики в судебном заседании, – не вытерпела судья. – И напоминаю, что здесь рассматриваются гражданское дело по иску истца Бондаревой Любовь Геннадьевны к ответчику Викарий Светлане Анатольевне о защите чести и достоинства, а не наоборот.
Все поняли, что стороне ответчика надо сидеть, молчать в тряпочку и отдаться на милость российского правосудия.
Комедия на этом не завершилась. У судьи вопросов к истцам не было никаких. Зато она с каким-то отчанием по нескольку раз начала задавать одни и те же вопросы писателю. Ей не нравились ответы Викарий, и она снова и снова начинала свой допрос. Представитель ответчика несколько раз был вынужден делать устные заявления о давлении суда на Светлану Викарий. Особенно судью интересовало, что за жанр литературного произведения, которое не понравилось калужанам, повесть это или повествование:
– Конкретней, пожалуйста, – повысила она тон, – что значит повествование. Как вы назвали своё произведение?.. С какого времени вот это наименование в вашем понимании появилось? В предыдущем заседании вы не сообщали суду о том, что данное произведение носит жанр повествование, а именовали его повестью. Я и задаю вам вопрос, с какого времени позиция истца… извините, ответчика в данном вопросе кардинально изменилась и по какой причине?
Причину суд так и установил, объявив в деле перерыв до 25 февраля.
Важное наблюдение. Истцы фактически признались, что у них есть заказчик. Они сообщили суду, что их рвение поддерживает местный депутат Александр Горох, крупный земельный воротила. Депутат для них специально нанял юриста Фатиму Гурамовну Кихлеву. На совершенно безвозмездной основе. Как говорится, ничего личного – только бизнес. Видимо, Горох считает, что село Калужское досталось ему в наследство от отца, уважаемого человека, со всеми его крепостными. Горох весь день проторчал в зале заседания, контролируя, как ведут себя нанятые им люди.
Народным избранником Горох стал, выдвигаясь от «Яблока». Видимо, в надпартийной Светлане Викарий он чувствует своего соперника. Неужели писатель поставила перед собой цель отобрать мандат нардепа у г-на Гороха?
Тихоева полностью оправдала доверие своего заказчика. Временами она заменяла судью, и Коршакова смиренно взирала на то, как Фатима Гурамовна грамотно ведёт процесс.
